ИТАЛЬЯНСКАЯ  МОЗАИКА
ЛУККА
Есть  в  Лукке  площадь, сжатая  домами,
Овалом  сверху  видится  она.
Опал  сереет, не  играет  с  нами
Мерцанием, прозрачным, как  весна.
Дома  покрыты  красной  черепицей,
Густеет  цвет, и  воздух  синий  густ.
Он  возгласом  нарушится  иль  птицей
И  бульканье  издаст, отнюдь  не  хруст.
Теснины  улиц, старые  изломы.
Кафе  открыто – что  ж! Сиди  и  пей.
Гляди, как  человек  ушёл  из  дома,
Чтоб  вечером  придти  к  семье  своей.
И  фруктами  торгуют  и  цветами:
Не  обжигают  пышные  костры.
И  мы  порой  не  понимает  сами,
Насколько  ощущения  остры.
ФЛОРЕНЦИЯ
Зеленовато-серая  вода
Качает  щепки, корки  апельсинов.
На  Ponte  Vecchio  пёстрые  стада
Туристов  бродят, прошлое  отринув,
Сегодняшним  любуются – о, да!
Тут  массу  сувениров  продают,
И  серебро  пойдёт, и  бронзулетка.
Дома  желтеют, спрятавши  уют.
Цветы  на  подоконниках  цветут –
И  с  ними  говорят  с  тоски  не  редко.
Оранжевое  солнце  дарит  мёд.
Но  жар  высокий  купол  не  расплавит.
А  переулок  замедляет  ход
К  творению, какое  Бога  славит.
Траттория – забвение  забот.
От  всех  красот  шалеет  бедный  мозг.
Сквозящие  высоты, пенье  арок.
Любой  по  сути  интересен  мост.
А  день  поближе  к  вечеру  не  жарок –
Он  всё  тебе  отдал, что  только  мог.
ФЛОРЕНТИЙСКАЯ  ЭЛЕГИЯ
Где  некогда  сады  латинских  изречений
На  фоне  золота  в  изделиях  растил
В  эмалях  дивных  мастер-ювелир,
Торгуют  всем  подряд, без  сожалений.
Но  как  тогда  поют  с  церквей  колокола.
В  толпе  людей  священники  мелькают –
Не  цветники  духовные, банальные  дела
Их  чаще  обольщают.
Цвет  Арно  сер, зеленоват  отлив.
Иконы  древние  не  ослепят  в  соборе,
Куда  зайти  порою  страшно, отворив
Тяжёлый  свод  двери  в  резном  уборе.
Оранжевым  немного  пахнет  грусть.
И  золотятся  на  лотках  лимоны.
Но  ариозо  времени  ты  знаешь  наизусть,
А  музыки  земной  приятнее  законы.
ТОСКАНА
Белеет  башня, чей  наклон  уже
Банален, а  трагичен  ли -  не  знаю.
Колонн  сквоженье – светопись  в  душе
Оставит. Подойти  не  бойся  к  краю.
Массивен  крест, верней, массивен  храм.
Из  Пизы  заберёшься  сразу  в  Лукку.
По  переулочкам  побродишь  там –
Спасибо  за  житейскую  науку.
Сиена – где  зелёные  холмы –
Откроет  площадь  с  церковью. Оттуда
Вернее  видно  дней  прошедших  чудо.
Взмыв  старой  башни  оценили  мы.
Флоренция, чей  чёток  силуэт,
Раскроется  своим  поющим  камнем.
Не  каждый  дом  здесь  всё-таки  прославлен,
Но  каждый  люб – таков  её  сюжет.
ДОМ  ДАНТЕ  ВО  ФЛОРЕНЦИИ
Дом  угловой, замшелый  и  корявый,
Как  будто  из  породы  крепостной.
Дом, не  интересующийся  славой
Рождённого  поэта  в  нём, собой
Пугающий, далёко-величавый,
От  будничности  серой  отстранён –
В  пространство  слишком  мощно  врезан  он,
Чтоб  услыхать  звенящие  терцины,
Чтоб  оценить   вершины  и  глубины.
Не  дом, конечно. Крепость, бастион.
Пропущены  сквозь  тысячи  сознаний,
Сквозь  тыщи  тыщ – чистилище  и  ад,
И  рай  в  мерцанье  золотых  сияний,
А  из  него  упасть  нельзя. Блестят
Высоты. И  не  имут  оправданий
Грехи, они, как  гири, тянут  в  ад.
А  дом  стоит, все  переживший  бури, -
Поэма, может  быть, сама  в  миниатюре?
Изгнанье  автора  и  флорентийский  гнев
Видали  эти  мшистые  громады,
Которым  счастья  и  тепла  не  надо.
Дом  выжил, всем  былым  переболев.
ТРИЕСТ
Когда  бы  довелось  тебе  из  мест
Реальности  какой-то  сделать  выбор,
То, вероятно, выбрал  бы  Триест,
Прохладный, серовато-бледный, ибо
В  нём  чудно  тишина  растворена.
И  свет  лежит  на  линии  канала.
И  тайна  старых  зданий  не  страшна,
И  жить  возможно  тихо, вполнакала.
Происходило  действие  романа
Вот  здесь – того, который  ты  любил.
Известно  расписание  тумана
И  холодов. Что  прибавляет  сил.
Тут  сдержанны  дома. И  нет  излишеств.
Все  эти  портики, порталы! Лес
Какой  мечтою  человечьей  дышит,
Но  души  не  возносит  до  небес…
РИМ. ПАМЯТИ  ВЯЧ. ИВАНОВА
Он  жарко  булькающий  воздух
Вдыхал, как  нынешний  турист.
И  видел  площадей  громоздких
Раскат. И  вечер  не  был  мглист.
Латынь  сады  свои  раскрыла
Его  очам, его  уму.
И  щедро  семена  дарила
Стихам, опровергавшим  тьму.
Сиренев, нежно-фиолетов
Закатный  цвет. Блестит  фонтан,
И  свой  сюжет  плетёт  при  этом,
Как  замечательный  роман.
Что  от  гностической  Софии
Усвоит  современный  мозг?
Важней  монеты  золотые,
Успех, ещё – карьерный  рост.
Над  Римом  ангелы  парили
На  протяжении  веков.
И  будто  восставали  были
Былых  основ  из  наших  снов.
Сквозили  пинии  в  небесных
Просторах. Фейерверк  цветов.
Какие  же  увидел  бездны
Иванов, знавший  своды  слов,
Сакраментальных  и  чудесных?
Ценивший  тайнопись  миров,
В  которых  люди  неуместны.
РИМСКИЕ  ОСКОЛКИ
        1
Воздух  льётся  в  арки  Колизея!
Ласточки  мелькают? Или  нет?
Большего  под  небом  нет  музея.
Знаешь  золотистый  римский  свет.
Цезарийский  Рим! Любовь  и  слава!
Кости  белых  траурных  колонн.
И  росли  фонтаны – слева, справа,
Каждый  прихотливый, будто  сон.
Лестницы  громоздкие  прельщали,
Изобилье  серых  голубей.
Все  дома  как  будто  привлекали
Вечерами  пестротой  огней…
       2
Фонарь  фантазий  загасить  легко –
Гектары  блёсткого  стекла  сияют.
Бетон  белеет, будто  молоко,
И  современные  конструкции  пугают.
Руины  так  недавно  лицезрел,
Чертополох  покрыт  был  серой  пылью.
Рим  изменился, он  помолодел,
Иль  постарел – но  так  ли, право, сильно?
Под  вечер  тут  ослабила  жара
Лихую  хватку. Голоса  гортанны.
Споткнулся – и  рыжеет  кожура.
Не  растянулся – это  ли  не  странно?
Стена  красна, и  обнажён  кирпич
В  углах  её, облезла  штукатурка.
А  лестница, чья  высота  ажурна,
Догнать  стремится  уходящий  луч.
       3
Рукой  подать  до  Ватикана!
Здесь  неохота  повернуть –
Раз  обольщение  стакана
Приятно  расширяет  грудь.
Кафе  на  улице. И  кьянти
Горит  рубиновым  огнём.
Сидишь, как  будто  на  веранде,
Прогретой  каменным  теплом.
Нутро  кафе  не  привлекает.
Как  много  важных  голубей!
И  в  воздухе  они  мелькают,
Как  мысли  о  судьбе  своей.
       4
Двух  сероватых  башен  острия
На  площади  ди  Спанья,
Презрев  легко  любые  зданья,
Возносит  лестница  на  гребень  бытия.
Смуглы  дома – ужель  покрыл  загар
Их  стены?
О, несомненны
Цветы  мечтаний  и  душевный  жар.
Клубок  дельфиньих  тел, ну  а  Тритон
Трубит  в  улитку, звук  не  извлекая,
Толпа  пестреет, потная, цветная.
Искрит  фонтан, хрустально  разбивая
Дворец  воды, чтоб  новый  встал  притом.
       5
Здесь  Гоголь  жил, а  где-то  рядом  Норвид.
Тут  зелен  мох  фонтанов, мох  руин.
И  зноя  крутоват  полдневный  норов,
И  пиний  свет  спасает  нас  один.
Тут  Пиранезе  острою  иглою
Пел  зодчество, одолевая  грусть.
На  мостовых  не  встретите  героя,
Способного  нести  былого  груз.
Но  мотоциклы  хрипом, рёвом, гулом
Вторгаются  в  неспешность  бытия.
И, побывав  в  раю  архитектурном,
В  реальность  возвратиться  должен  я.
ВАТИКАН
Из  Рима  в  государстве  малом
Мы  очутились, где  собор
Парит  в  полёте  небывалом,
Переполняя  каждый  взор.
Первосвященника  покои
Покажут  нам  издалека.
Смешав  небесное, людское,
Кипят  прошедшие  века.
И  генерал  иезуитов
Здесь  обитает…Не  страшат
Тебя  подвалы  антибыта,
Где  тайны  прошлые  лежат?
По  подземельям  Ватикана
Должно  быть, призраки  бредут.
Как  сгустки  серого  тумана,
Возникнут  там, а  после  тут.
Но  город, выжженный  на  солнце,
Вздымает  стены  высоко.
И  жизнь  сама  легко  смеётся,
Даря  и  мёд  и  молоко.
САН-МАРИНО
Гора  Титано, крепостные  стены
Средь  зелени, глубокой  и  густой.
В  сей  жизни  невозможны  перемены –
Спокойной, тихой, радостной, цветной.
Каменотёс – Марино – эту  гору
Долбил, а  после  город  основал.
Понятье  «государство»  будет  впору –
Неважно, что  участок  суши  мал.
Равеннский  экзархат  давил  когда-то
Республику – игрушечно  мала.
Сады  её  теперь  цветут  богато,
И  звучные над  ней  колокола.
Представишь – с  арбалетом  старый  лучник
Глядит  пристрастно  со  стены  вперёд.
В  траттории  сейчас  с  тобой  попутчик
Твой  бывший  золотую  граппу  пьёт.
И  воздух  чистый  золотится  тоже.
Стена  собора! Бел  его  кристалл!
С  действительностью  ссориться  негоже,
Пусть  даже  от  неё  давно  устал.
ВЕНЕЦИЯ
Если  есть  Венеция  на  свете,
То  не  всё  так  безнадёжно, друг.
У  Сан-Марко  голуби  и  дети,
И  вообще  людей  полно  вокруг.
Голуби, взлетевшие  с  карнизов,
Ведь  не  возвращаются  туда.
Карнавал  прошёл, бросая  вызов
Скудости  житейской, как  всегда.
Всё  резное  здесь, дома  ажурны,
Серый  цвет, и  часто – красный  цвет.
Купола. Колокола. И  нет
Ощущенья – бытие  абсурдно.
То  есть  ход  Венеции, когда
Ты  попал  в  неё! Частило  сердце,
Ухнуло  куда-то! не  беда,
Есть  же  соль – тогда  не  надо  перца.
Есть  мосты! Прекрасные  мосты!
Львы  крылаты – жалко  не  взлетают.
Если  мир  за  жизнь  полюбишь  ты,
Значит  дни  недаром  утекают.
Тайнопись  дворцов! Они  таят
Сундуки, картины, гобелены.
На  тебя  невидяще  глядят –
Ибо  ты  не  нужен  в  их  Вселенной.
Серовато-зелена  вода,
В  ней  легко  двоятся  отраженья.
Жизнь  отдать  захочешь  иногда
За  одно  мгновенье.
АССИЗИ
Дымка  серебром  преобразует
Листья  и  весёлую  траву.
Родина  Франциска  существует
Для  тебя  сегодня  наяву.
Жёлтая  чуть  в  прозелень  равнина –
Цвет  ржаной, такой  уютный  цвет.
Дальше  будут  фрески  исполина,
Перспективу  давшего, как  свет.
Переулки, улочки  крутые,
И  булыжный  путь – всегда  наверх.
Краски  там, в  соборе, золотые
С  синевой  смешал  далёкий  век.
На  карнизах  голуби  сидели
И  взлетали, к  башням  устремясь.
Ты  же  ощущал  на  самом  деле
Смертную – но  с  целым  миром – связь.
ТРАПЕЗА  В  БОЛОНЬЕ
Курчаво-нежная  Болонья
Сулит  отменную  еду!
Болонья  жирная! Спросонья
Себе  припомнил  на  беду
Средневековое  названье.
Краснеет  срезом  колбаса!
Сыров, паштетов  волхвованье!
Зайдёшь  поесть  на  полчаса –
Застрянешь  на  полдня  в  харчевне.
Старейший  университет.
Незнание  всего  плачевней
В  судьбе. А  что  там  на  десерт?
Средневековые  схоласты
Ведут  по  коридорам  спор.
А  солнце  дарит  нам  богатство –
И  мнится  золотым  собор.
НЕАПОЛЬ
Сине-акварельный  силуэт
Города  рассветного  мерцает.
Чуть  курясь, Везувий  много  лет
Неаполитанцев  не  пугает.
Порт  сквозит  прозрачной  синевой.
Мачты-пики  даром  колют  небо.
Утренний  всегда  хорош  покой
С  запахами  кофе, крова, хлеба.
Тишину  взрывающий  надрыв
Мотоцикла! Молодёжь  криклива.
Ты  не  ожидаешь  перспектив,
Сам  Неаполь – это  перспектива.
Закутки  дворов – уже  и  те
Потрясут  сознанье, а  колонны?
И  на  них  взираешь, потрясённый.
А  слоенье  образов  в  воде?
Ночью  отражает  фонари,
А  сейчас – тебя, когда  захочешь.
Если  ты  о  будущем  хлопочешь,
Можешь  просмотреть  этюд  зари.
       *      *      *
Монастырское  око  взирает
С  высоты  на  извивы  дорог.
Белизною  стена  ослепляет,
Не  добраться  туда – видит  Бог.
Сокровенно  гнездо  чистых  душ,
Укреплённых  трудами  к   тому  ж.
И  гора, хоть  безлесая, всё  же
Крутоват – взберёшься  по  ней?
Монастырь  наблюдая, негоже
Подчиняться  тиранству  страстей.
А  дорога  сереет  асфальтом,
Изгибается  с  нежным  азартом.
Аппенины – богатство  палитры,
Цветовой  карнавал  бытия.
И  отсюда  слышнее  молитвы,
Что  читаю  с  усердием  я.
Поворот. Монастырь  остаётся
Строчкой  памяти, что  не  сотрётся.
РАВЕННА
А  сосен  стройное  паренье
Откроет  нам  Равенны  мёд.
И  русское  стихотворенье
О  сонных  небесах  поёт.
Навечно  мощи  сохранятся,
В  них  Византии  тайный  блеск.
Базиликами  любоваться
Не  помешает  нам  прогресс.
А  небеса  до  чёрной  сини
Переплавляет  рыжий  диск.
Реклама  есть  и  алюминий –
О, современный  жалкий  писк.
Держава  птиц  и  непонятных
Аллегорических  зверей.
И  в  солнечных  весёлых  пятнах
Сады  внушительных  дверей.
А  камни  от  шагов  не стёрты,
И  в  свет  серебрится  пыль.
Звучат  минувшего  аккорды,
Молчит  сегодняшняя  быль.
       *      *      *
Пожелтела  от  солнца  трава,
И  питаются  козы  лениво.
Крутовата  любая  тропа,
Ну  а  город  белеет  красиво.
На  горе  помещается  он,
Поднимается  выше  и  выше.
Не  отсюда  ли  выбрался  дон
Корлеоне? И  штатскую  нишу
Занял  позже?
                       Белеющий  склон.
А  собор  занимает  собой
Половину  реальности  города.
Против  низкой  наживы  земной
Вы  не  сыщите  лучшего  довода.
Полумрак. Тишина. Высота.
И  пустуют  здесь  исповедальни.
И  привидится  рай  беспечальный –
Золотая  его  красота.
  Александр Балтин